ИДЕОЛОГИЯ «МУСУЛЬМАНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА»: АВТОР - А.А. АЛИЕВ, ДОКТ. ИСТ. НАУК ОТВ. РЕД. - А.В. ГОРДОН, ДОКТ. ИСТ. НАУК / РАН. ИНИОН. ОТД. ИСТОРИИ. / ОТВ. РЕД. А.В. ГОРДОН. - М., 2008.
В обоих случаях характер внешней политики строился на основе объективно складывавшихся, но различных национально-государственных интересов. Поэтому проблема единства государств современного исламского мира продолжает оставаться открытой. Вместе с тем практика показала, что народы, исповедующие ислам, никогда полностью не идентифицировали себя с представителями «чуждого» им немусульманского мира. Для них единая вера все еще остается большим приоритетом, чем национальная принадлежность, а это ведет к зыбкому, нередко меняющемуся балансу между религиозной и националистической идеологией.
Определенные изменения затронули и содержание идеологии исламизма. Еще столетие назад его ведущие идеологи, призывая единоверцев к борьбе против колониализма, ратовали за территориальное объединение стран мусульманского мира. После Второй мировой войны исламские теоретики подразумевали под объединением, по замечанию Е.А. Дорошенко, уже не «собирание земель», а сотрудничество мусульман на более широкой основе с использованием местных обычаев и законов ислама, принятых в рамках данного государства, с учетом национальных обычаев (21, с. 134). Характерный пример: в 1966 г. Саудовская Аравия выступила с демонстративным призывом учредить так называемый «Исламский пакт» во главе с халифом. Планировалось создать и руководящий орган этой организации - Халифатский совет, который должен был приступить к реализации идеи мусульманского единства. Кандидатом на пост халифа предполагался король Саудовской Аравии Фейсал ибн Абд ал-Азиз (1906-1975). Однако попытка воссоздания Халифата не получила всеобщей поддержки среди мусульманских государств. Образованная «вместо него» чуть позже (1969) Организация Исламской Конференции (ОИК) в своей Хартии идею реставрации Халифата не отразила вообще.
«Попытки реанимировать халифат буквально в том виде, в каком он сложился при первых халифах, погрузить современное общество в глубокое Средневековье, нереализуемы, как бы это кому-то ни хотелось...», - пишет исламовед Ю. А. Михайлов. И далее, демонстрируя своеобразную «научно-теологическую» лексику, отмечает: «Создавая Творение, Бог воплотил его в формате пространственно-временного континуума и задал его развитие "стрелой времени", подразумевающей прохождение Творения через неравновесные состояния и точки бифуркации и тем самым исключающей возможность движения вспять по временной шкале. Время необратимо, его модусы неизоморфны» (53, с. 83).
Времена действительно изменились. Каким теперь видится соотношение религиозного и национального аспектов в идеологии «мусульманского национализма»? Какое воздействие на это явление оказывают процессы глобализации?
До победы исламской революции в Иране М.С. Лазарев высказывал мысль о том, что «признак распространенности той или иной религиозной системы в наше время [середина 1970-х годов. -А.А.] имеет только частное значение для этнонациональной классификации на Востоке» (36, с. 36).
В статье, опубликованной в 1982 г., в период «исламского бума», ему возражал З.И. Левин. Говоря о странах арабского мира, он отмечал малую вероятность того, что будет наблюдаться активное противодействие национализма ширящемуся влиянию ислама. Напротив, считал ученый, «ислам как идеологическая система, более широкая, чем арабский национализм, может энергично и эффективно противопоставляться панарабизму» (38, с. 184). Через несколько лет (1988) он подкрепил свой тезис таким доводом: «.Пока существуют социальная несправедливость и неравенство возможностей, дискриминация мусульман в политическом, конфессиональном и культурном отношениях, до тех пор идеализированные установки ислама будут питать социальное и политическое инакомыслие, сохранят силу и привлекательность панисламистские лозунги» (37, с. 47). Согласно более поздней по времени (2007) точке зрения З.И. Левина, «этническая и конфессиональная самоидентификация в транснациональном пространстве меняются медленнее, нежели национальная и культурная, потому что для процессов глобализации они, как правило, несущественны» (36а, с. 119). А потому, делает вывод ученый, не исключено, что ислам поступится некоторыми из своих принципов и, приспособляясь к потребностям современного дня, допустит «ползучую» секуляризацию мусульманского мира (36а, с. 129).
Существует и иная точка зрения: политический ислам самодостаточен и не склонен к какой-либо трансформации. По мнению,
высказанному политологом У. Зартманом, это вероисповедание на протяжении всей своей истории не знало периодов Реформации и, следовательно, не будет «никакого столкновения между религией и национальным феноменом, никакого примирения между исламской религией и современностью» (142, с. 10).
В действительности в настоящее время вряд ли существует в мире народ, все представители которого исповедуют одну и ту же религию. Поэтому в общем плане споры о том, является ли религия одним из признаков современной нации, выглядят схоластичными. Убежденность в богоизбранности какого-либо народа может, конечно, тешить тщеславие некоторых его представителей, но при этом лишь искажает сложившуюся картину, когда обыденным явлением стало существование как многоконфессиональных наций-государств, так и мировых (по сути - полиэтнических) религий.
Так или иначе, в среде «мусульманских националистов», идеологов и политиков, начинают все более преобладать прагматичные взгляды на сложившийся миропорядок. Страны «мирового империализма» теперь чаще рассматриваются как политические и доктринальные соперники. Такая идейно-политическая стратегия базируется на определенном рациональном расчете. В условиях ослабления непосредственных военных угроз со стороны Запада (исключение: опасное противостояние США - Иран) руководство большинства стран мусульманского мира склонно уделять большее внимания региональным делам и разрешению внутриполитических проблем.
Преобладающим становится понимание того, что истинная причина сложившегося в XX в. противоборства «христианской» и «исламской» цивилизаций заключается не в борьбе за религиозную исключительность, не в противоречиях между бедным «отсталым» Югом и богатым преуспевающим Севером, а тем более не в «классовой ненависти» населения освободившихся стран к гражданам бывших метрополий. Это - объективный и пока не разрешенный конфликт двух систем: подверженного глобализации индустриального общества и склонной к изоляции синкретичной «империи ислама».
Поиск путей к ненасильственному глобальному миру долгое время был отягощен столкновением интересов, с одной стороны, проводников концепции «цивилизаторской» миссии Запада, а с другой - апологетов экстремистских идей расширения границ «империи ислама». Положение обострилось в последние десятилетия прошлого века с проявлением активности международных террористических группировок, прикрывающихся в своей деятельности лозунгами, выдаваемыми за исламские. Ситуация стала взрывоопасной после событий 11 сентября 2001 г. и последовавшей (по времени) оккупации Ирака. В этих условиях в некоторых политических и научных кругах ислам начал восприниматься не просто как вероучение или культурное наследие, а как идейно-политическая доктрина, способная вызвать вооруженное «столкновение цивилизаций». Обсуждение различных сторон проявления идеологии «мусульманского национализма» быстро сошло на нет и сменилось полемикой вокруг вопроса о сущности «исламского (или мусульманского) экстремизма»1.
По мнению ряда российских политологов, мусульманский мир, несмотря на свою специфичность, не сможет оставаться вечно обособленным по вполне определенным причинам, лежащим вне сферы религиозных и/или национально-государственных интересов составляющих его стран. Они являются следствием неравномерного социально-экономического развития отдельных стран и регионов. В частности, выступающие за приоритет «западных» систем ценностей В.Л. Иноземцев и С.А. Караганов полагают, что «суверенитет отдельных государств несовместим с международной демократией, предполагающей подчинение в той или иной форме меньшинства большинству. Отсутствие демократических порядков внутри отдельных стран, их неспособность к социальному и экономическому развитию заставляют усомниться в способности таких наций реализовывать свои суверенные права» (27, с. 9). С их точки зрения, большую часть «третьего мира» составляют так называемые «падающие» или «несостоявшиеся» государства, которые характеризует неспособность к «самостоятельному развитию».
и которые «представляют собой серьезную угрозу международной стабильности» (27, с. 9). «Очевидным отличием новой системы международных отношений от нынешней, - делают вывод эти специалисты, - станет и восстановление системы управления падающими и несостоявшимися государствами усилиями отдельных великих держав или их коалиции. Но не с целью эксплуатации природных богатств или людских ресурсов этих стран, а ради защиты элементарных прав их граждан и предоставления им гарантий соблюдения [этих прав], как таковых. Вестфальская система не уйдет в прошлое, но будет модифицироваться по мере установления приоритета прав человека над правами народов, наций и государств» (27, с. 26).
Вопрос лишь в том, согласятся ли с уготованной им участью правительства и народы «несостоявшихся» неевропейских государств, призываемые к отказу от своих традиционных ценностей и этноконфессиональной самобытности в угоду планам по созданию новой системы международного порядка?
1 См., напр Игнатенко А. Ислам и политика: Сб. ст. - М.: Ин-т религии и политики, 2004; Иракский кризис и его последствия: Сб. обзоров и рефератов. -М.: ИНИОН РАН, 2004; Исламская интеллектуальная инициатива XX века / Под общ. ред. Г.Д. Джемаля; сост., коммент. А. Ежова. - М.: «UMMAH»; «Социально-политическая мысль», 2005; Мусульманские страны на пороге XXI в.: Власть и насилие. - М.: ИНИОН РАН, 2004; Терроризм и религия: Сб. ст. / Научн. ред. В.Н. Кудрявцев; сост. Л.В. Бурятова; Общ.-консультат. совет по проблемам борьбы с междунар. терроризмом РАН. - М.: Наука, 2005; Угроза ислама или угроза исламу? (По итогам международной конференции). - М.: «Арктогея-центр», 2001; Хазрат Мирза Тахир Ахмад. Ислам отвечает на воп-росы современности / Пер. с араб. Р. Бухараева. - СПб.: Русско-Балтийский инф. центр «БЛИЦ», 2004; Hiro D. Holy Wars: The Rise of Islamic Fundamentalism. - N.Y.: Routledge, 1989.
